Воспоминания о пережитых мною холерных эпидемиях. 5. КОНСТАНТИНОПОЛЬСКАЯ ХОЛЕРА 1865 ГОДА
Холера на корабле «Концентрино». Молниеносная холера. Атипичная холера и споры среди врачей. Характерные признаки холеры в спорных случаях. Одесский карантин. Топография и климат Одессы. Санитарное неблагополучие Одессы. Несвязанные друг с другом холерные очаги в Одессе. Связь холеры с проведением земляных работ. Критика лечения холеры льдом. Смерть от асфиктической холеры врача Тюняева. Лечение холеры.
Наконец мы пережили и так называемую Константинопольскую холеру, занесенную в Константинополь из священных мест Мекки и Медины1). Факт этого способа заноса достаточно подтвержден санитарною Константинопольскою конференцией (Архив суд. медицины и общ. гигиены, 1867. № 1). В то время я служил на юге, в Новороссийском крае, находящемся между изотермами +6 и +10R и отличающемся сухим, продолжительным и жарким летом.
Пребывая в портовом городе Одессе, я был тогда членом общества Одесских врачей, которому было доверено составление популярного наставления предохранительных мер и правил для первоначального пособия в случае заболевания холерою. Карантинные меры со стороны моря выполнялись строго. Дезинфекция производилась везде. Войска по возможности часто выводились и долго содержались в лагерях. Первый занос холеры в Одессу был произведен итальянским кораблем «Концентрино», прибывшим туда из Константинополя с четырьмя холерными больными, помещенными в лазарет возле карантинного здания2). Генерал-губернатор Коцебу тотчас послал туда комиссию из инспектора врачебной управы, множества членов от общества Одесских врачей и представителей города, для точного определения характера занесенной пассажирами болезни. Сколько мне помнится, мы застали трех из них на ногах, четвертый же был совершенно обессилен и лежал. Сколько видно было из рассказов, у последнего чувство изнеможения появилось внезапно и недостаточно объяснялось силою предшествовавших ему припадков — и тогда охлаждение тела пошло быстро. У него, однако, была рвота, понос, но повторялись они редко. Корчей не было, но был еле заметный цианотический оттенок на конечностях и устах. Язык у него был плоский, синеватый и чистый, на ощупь не сухой, но до половины холодный и дрожащий; пульс едва заметный, мягкий, ползучий, крайне частый; мочеотделение и отделение слюны прекращены; голос беззвучный, живот запавший и издавал звук тупой, на ощупь представлял сплошную, глинистую плотность, горяч при значительном охлаждении прочих областей тела. Жажда при всем том не особенно большая, но сильный позыв на холодное питье. Другой, державшийся еще хорошо на ногах, имел только изредка рвоту. Его язык не был особенно холоден и был покрыт густою слизью. Он имел сухие уста и жаловался на тупую боль, а больше на тяжесть головы. Голос хриплый, руки на ощупь не холодные, но ногти синие. Живот везде издавал тупой звук, но не был запавший. Давая ответы, он хватался то за один, то за другой палец, отклоняя его к сгибающей стороне и объявляя, что всю дорогу у него тянуло пальцы рук на разгибающую сторону, что это обстоятельство ему не давало спать, несмотря на большое к тому желание. Через полчаса после опроса и еще в нашем присутствии он совершенно ослабел и без особо быстрого охлаждения стал агонизировать после однократного, но весьма обильного послабления низом3) Остальные двое страдали одним поносом, но несколько дней. Один из них с появления поноса имел корчи в икрах, но только во время сна, отчего и просыпался. Корчи после массажа собственными руками проходили, после чего он опять засыпал. Мочеотделение его было прекращено больше суток, но опять восстановилось. Голос у обоих сиплый; все четверо при переезде из Константинополя лечились разными средствами по совету своих товарищей и знакомых.
Такой контингент больных с самою не полною (атипичною) и различною картиною у каждого порознь, подал повод к несогласиям между врачами. Одни, знакомые с холерою из прежних эпидемий, не находили ни у кого из больных той полной группы явлений, которую они привыкли встречать в одной из стадий азиатской холеры. Другие находили у одного несколько выдающийся характер обыкновенного катарального гастрита, обострившегося под влиянием путевых лишений и безрассудных популярных лечений на судах. Третьи думали во встреченных формах найти эфемерные заболевания, какие часто появляются в конце больших эпидемий, не придавая им особого значения в смысле занесения болезни и ее заразительности; хотя с другой стороны, сколько мне казалось, все присутствовавшие одинаково избегали слишком тесного сближения с наличными больными. После двухчасовых дебатов мне поручено было составить протокол о найденном нами. Я высчитал все особенно выдающиеся формы и указал на неполноту, беспорядочность и непоследовательность в появлении и развитии отдельных припадков у каждого. Далее, я обратил внимание на то, что весь рейс из Константинополя в Одессу длится от 18 часов до полутора суток и что при таком коротком рейсе судно, не будучи большим, и не имея пассажиров более четырех десятков, все-таки пришло под желтым флагом и сдало четырех пассажиров больными. А у последних, при самых незначительных желудочных, или кишечных расстройствах, мгновенно наступала, не соответствующая силе припадков, чрезмерная слабость с быстрым охлаждением тела и исчезновением пульса. Хотя цианоз замечен был только на одном больном и составлял как бы исключение, как равно не на всех больных наблюдались прочие характерные признаки, — и то большею частью отдельно, не представляя явной связи и соответственности с прочими. Я, тем не менее, заключил, что вся совокупность признаков, усматриваемая на всей группе больных — совершенно соответствует картине азиатской холеры, тем более вкрадчивой и опасной, как для жизни заболевших, так и в отношении эпидемического развития, чем более атипичны и непоследовательны в своем развитии и силе ее характеристические признаки и, чем более неожиданно наступает и быстро увеличивается плохо объяснимая силою припадков слабость4).
Не помня дословно, могу поручиться, что в таком смысле был составлен протокол о первых холерных, попавших из Константинополя в Одесский карантин, где двое из них вскоре умерли, а остальные двое выздоровели.
Одесский карантин устроен на восточной стороне и вне города, в упраздненной крепости, расположенной на крутом морском берегу. Он обширен и состоит из трех отделений: практического, пассажирского и чумного, имеет свое управление и батальон гвардионов, или карантинную стражу, учрежденную еще в 1818 г. для предохранения Империи от моровой язвы, т.е. чумы. В 1829 г., когда была занесена чума из Константинополя, этот карантин действовал с полною строгостью. В то время город был оцеплен с 13 мая по 25 января. Из 283 заболевших чумою умерло 219 (из 52 тыс. жителей). В 1830 г. в Одессе свирепствовала холера, похитившая 731 жертву из 1260 заболевших. И в то время уже понимали, что карантинные меры при холере бесполезны. Напротив, в чумной эпидемии 1837 г. карантин оказал большую пользу. Оцепление города тогда продолжалось с октября по февраль, и если из 37 тыс. жителей умерло всего 108 человек и эпидемия не распространилась дальше, то, конечно, этим мы немало обязаны карантину. Последний раз холера была в Одессе в 1848 г. и продолжалась 3 месяца, унеся 1861 жертву из 5755 заболевших (на 96 тыс. жителей).
Одесса находится под 46°28`34`` с.ш. и 0°24`44`` в.д. по Пулковскому меридиану, лежит на берегу Черного моря, на высоком (140 футов) и обрывистом южном берегу залива, вдавшегося в берег на 3,5 версты. Эти обрывистые берега залива на св. и запад переходят в возвышенную степь. Между этими берегами на протяжении 7 верст образовалась низменность из песка и плотно сложившихся раковин. Эта низменность до того мало возвышена над морем, что пришлось защитить ее насыпью, или пересыпью, отделившею вместе от моря и два лимана: Куяльницкий и Гаджибейский. Описываемая пересыпь ныне составляет северо-западное предместье, лежащее ниже самого города более чем на 120 футов и длинною улицею тянущееся вдоль противоположного городу берега того же залива. Дорога по оплотневшей массе раковин, песка и глины с обильною примесью морских солей ухабиста и дает при езде массу тонкой пыли, на несколько сажень подымающейся вверх и стоящей всегда густым облаком над городом. Для удержания налета песка на город, на пересыпи разведено много плантаций, но деревья вышли уродливые, бедные, трав же вовсе нет. Вообще почва города прочих возвышенных его предместий: Молдаванки, Бугаевки, Новой слободки, облегающих его с запада, как и окрестных степей, черноземная, суглинистая и весьма плодородная, но только при соответствующей влажности, которой в Одессе не достает. Эта же почва содержит много разрушенных раковин, совершенно каменеет под действием палящего солнца. Подпочва города и трех высоко лежащих его предместий (кроме четвертой — Пересыпи) и окрестных степей состоит из камня, образовавшегося из мелких, слежавшихся с песком, морских раковин. По извлечению из земли этот камень так мягок, что его можно резать ножом и пилить. Но от действия воздуха, света и теплоты он скоро твердеет5). Из него сделана большая часть построек в Одессе. Кругом Одессы находится до 353 каменоломен, не мало оставивших выемок, и вся Одесса с ее предместьями имеет много подземных погребов, целых галерей и катакомб, в которых купцы и контрабандисты укрывали прежде свои товары, частью от порчи солнцем, а частью от таможни и полиции. Климат в Одессе лучше, чем во всем Новороссийском крае; ее изотерма равна 8, зимняя средняя t равна 2° холода, а средняя летняя равна 17°R тепла. Но летом бывает жара, превышающая нередко 40°R в тени, что при страшной пыли и нечистоте делает ее невозможною для детей, громадными массами умирающих в конце июня, в июле и начале августа от поноса, детской холеры и дифтерита.
Вся Одесса состоит из разных групп домов, то изящных, то мрачных и некрасивых, то громадных, то маленьких, неопрятных лачужек и даже землянок, — притонов нечистоты и всякого порока. Все это так перемешано, что все сказанное можно встретить и в лучшей части города. Сам город сосредоточен, предместья раскинуты. Город с тремя предместьями находится на степной возвышенности, прорезанной тремя глубокими балками, кончающимися в залив. От своих предместий он, кроме того, отделен рвом и бульваром в 6,5 верст, имеющим аллею. В окружности город имеет около 10 верст, в длину около 4, а в ширину 2,5 версты. Самая длинная, Преображенская улица, имеет без малого 2,5, затем Ришельевская 1,75 версты. В 60-х г. Одесса имела 6 общественных садов, 4 фонтана, до 900 цистерн, из которых большая вмещала до 20 тыс. ведер воды, и 8 весьма плохих водопроводов. Из этого одного перечня, казалось бы, что Одесса одним хорошим водоснабжением могла бы защититься от развития холерных случаев в эпидемию; но в том-то и беда, что летом, в засуху, часто в цистернах не бывает воды. Колодцы не все хороши и многие имеют почвенную воду, подверженную колебаниям, а водопроводы слабы. В карантинной балке был родник, но он испорчен инженерными исследованиями. Поэтому вода доставлялась за 4, 6, 5 и 11 верст от Одессы, из малого, среднего и большого фонтанов, отчасти водопроводами, частью же на лошадях. Улицы большею частью шоссированы, либо мощеные; но по сторонам их, для стока воды, имелись весьма неопрятные с тяжелым запахом канавы. В сухое и безветренное время тонкая, беловатая пыль оседает на улицах толщиною в несколько вершков, а при езде и ходьбе образует непрерывное облако, стоящее над городом. Эта пыль проникает во все помещения, даже за двойные рамы окон, которые большею частью остаются не вынутыми летом.
В 70-х г. удачно проведен громадный водопровод, снабжающий Одессу водою за 40 верст из Днестра и, конечно, с тех пор надобно ожидать для Одессы перемены к лучшему как касательно участи в ней садов и вообще растительности, чистоты и большего обеспечения от сезонных, детских болезней и дифтерита, так и от развития холерных заносов в эпидемию. Но это новое положение города не составляет прямого предмета нашего описания, и потому, возвращаясь к 1865 г., я должен сказать, что вскоре после смерти двух холерных пассажиров в карантине захворал карантинный должностной Гулдин и был вскоре отправлен в собственную квартиру, на Молдаванке, откуда на другой день опять был перевезен на противоположный конец города, в городскую больницу, где и умер. В его квартире вскоре захворали его жена, сын и служанка, и вследствие такой эмиграции Гулдина, вскоре образовались холерные очага: на Молдаванке в 69, а в городской больнице в 19 заболеваний. Позже развился еще один очаг в предместье Пересыпь, лежащем ниже больницы, между последнею и заливом, в который стоки от больничной местности шли через предместье. Вследствие частых заболеваний на Пересыпи, там была устроена своя больница.
ВИЛЛИЕ Яков Васильевич (1768—1854) — доктор медицины и хирургии, выдающийся для своего времени врач, крупный военно-медицинский администратор, почетный член Академии наук, член многочисленных отечественных и зарубежных университетов и научных обществ.
Виллие — шотландец (James Willie), прибыл в Россию в 1790 г., где оставался до конца своей жизни. Около полувека (1S06—1854) занимал должность главного военно-медицинского инспектора армии и директора Медицинского департамента' Военного министерства (до 1836 г.). С 1808 по 1838 г. был президентом Медико-хирургической академии. В 1823 г. он основал «Военно-медицинский журнал». Зная об активизации холеры в Индии в 1817 г., проводил большую просветительную и организационную работу в русской армии, благодаря чему холера не стала неожиданностью для военных врачей. Им лично подготовлено руководство «Описание индийской холеры для врачей армии» (1830). После появления холеры в Петербурге в июне 1831 г., Виллие, собрав гвардейских врачей, поехал с ними в артиллерийский госпиталь, куда поступили первые холерные больные. Он сам подробно исследовал этих больных, затем заставил каждого врача в своем присутствии провести такое же исследование и указать характерные признаки болезни.
Виллие заботился о повышении авторитета военного врача, об его материальном благополучии, о расширении масштабов подготовки таких врачей в России. В 1838 г. он организовал самостоятельные военно-фельдшерские школы. Участвовал в качестве хирурга в войне России с Францией. При нем было издано много важных инструктивно-методических документов по организации помощи раненым и больным, и госпитального дела. Виллие установил систему военно-медицинской отчетности, ввел обязательное составление историй болезни («скорбные листы»), реорганизовал порядок медицинского снабжения, издал новую фармакопею, новые каталоги медицинского имущества.
Таким образом, считая и лазарет у карантина, в Одессе образовалось четыре совершенно отдельных и далеко друг от друга отстоящих холерных очага, из которых впоследствии холера распространилась по всему городу. Хотя в этом году эпидемия вообще очень слабо проявлялась, все-таки через посредство ребенка одного немецкого ремесленника она оттуда была занесена в город Альтенбург, где сначала в доме родителей ребенка образовался холерный очаг, из которого холера скоро распространилась по новому городу и перешла в другой город Вердау6).
Вследствие развития упомянутых четырех очагов, 8 августа появилась холера в Волынском пехотном полку, квартировавшем в Одессе, и одновременно и независимо от этого обстоятельств в 1-й рабочей железнодорожной бригаде, на границе Херсонской и Подольской губерний. Она прекратилась только в половине сентября. В конце августа холера появилась в городе Керчи между нижними чинами Литовского пехотного полка. В ноябре в Ростове-на-Дону между нижними чинами 4-й резервной артиллерийской бригады, — и в обоих городах прекратилась только с наступлением холодов, в начале декабря.
Несмотря на такое быстрое и широкое распространение эпидемии во все концы округа, в этом году из 80 тыс. его войска захворало холерою только 62 человека, из которых умерло 23. В отчетах военных врачей за этот год в лечении холеры из всех употребляемых ими средств предпочтение отдавалось одному — каломели.
В период свирепствования холерных эпидемий в Новороссийском крае, с 1865 и по 1872 г. включительно, непрерывно шли в разных местах края земляные работы, — ив больших размерах. Вообще они не производили видимого влияния на ожесточение, либо на распространение эпидемии. Исключение из этого составляли земляные работы, производившиеся в Одессе в холерные годы и еще в 1866 г. земляные выемки вблизи грязной речки Кучурган. Так, для перекладки газовых и проведения водопроводных труб по многим улицам Одессы в начале августа производились земляные работы. Сначала их вели на оконечности Преображенской улицы, ближе к морю, и по Садовой улице, на которой было Благородное собрание. Последнее к тому времени я перестал посещать, негодуя на допущение производства этих работ, как раз против собрания, в самый разгар сезонных поносов. Через четыре дня от начала работ я был вызван в дом на углу обеих названных улиц к неожиданно захворавшей холерою жене архитектора, г-же М. У нее понос, рвота сопровождались неимоверною тоской, жаждою и изнеможением, без цианоза. Пока совершенно не лишилась сил, она все хваталась руками за бока грудной клетки, жалуясь, что ее тут давит и жжет под ложечкою, требуя холодного питья. Оказывая помощь, я одновременно настаивал на перенесении больной в другой дом подальше от земляных работ; но окружающие были растеряны, и больная часа через два погибла. При этом я должен сказать, что глотание кусочков льда, так горячо рекомендованное в то время, всегда, как и в этом случае, производило минутное облегчение и чрезвычайно нравилось больным и врачам. Но я никогда не видел от него пользы, а напротив, мне всегда казалось, что это лечение тем скорее приближало агонию, чем более удовлетворяло больного. Оно, конечно, верно устраняло чувство жжения под ложечкою и зависящее от него тоску и беспокойство, водворяя более покоя и устраняя беготню окружающих, но не больше. Доверяя исследованиям Коха) можно предположить, что лед, получаемый с прибрежных мест в стране, подверженной эпидемии, содержит холерные бациллы, которые, попав в кишечник, удобно размножаются и только ускоряют развязку. Уходя из этого дома, я был позван в Благородное собрание, где два его члена более 20 минут как захворали, один — поносом, другой — рвотою, и оба в тоске и изнеможении лежали на диванах. Снабдив их мятными лепешками, я уговорил их отправиться домой, указав на земляные работы перед окнами. За неимением вблизи извозчиков, их тотчас, хотя с трудом, отвели домой, — и они оба поправились7).
Однажды военный врач Тюняев, работавший со мною за одним столом в Окружном Медицинском Управлении, вдруг изменился. Оказалось, что его несколько минут тому назад два раза пронесло. Я тотчас отправил Тюняева на квартиру его брата, местного врача, а сам не более как через полчаса отправился туда же. По пути вижу, что по Преображенской улице, на которую выходила квартира Тюняевых, идут усиленные и глубокие земляные работы, а своего товарища застаю уже на столе с самым легким оттенком цианоза. Все присутствовавшие врачи в быстро наступившей смерти единогласно обвиняли корчевые движения, которые слабо выражались в разгибающих мышцах ног, но сильно в мышцах грудной клетки: умирающий жаловался, что его грудь как будто стягивают клещами. Дыхание прекратилось раньше биения сердца.
Затем, через несколько дней, меня вызвали к двум больным на Канатной улице. Оба они проживали в двух домах, выходивших воротами друг против друга. Между этими домами шли земляные работы. Оба страдали рвотой с корчами в икрах. Один из них, по моему совету, тотчас был удален на хутор и выздоровел, другой не мог этого исполнить и, через несколько часов, я застал его уже умершим.
Все эти дни я других больных холерою не имел. При этом нельзя не отметить того факта, что сами землекопы холерою не заболевали и что в других местах города, кроме тех, где шли земляные работы, о холерных случаях не было слышно. При этом необходимо упомянуть, что эти случаи повторялись после дождей, шедших во время земляных работ. Во многих местах вблизи земляных насыпей образовались обширные, грязные и гниющие лужи по той причине, что земляными насыпями во многих местах были засыпаны и преграждены стоки и спуски для грязных вод с дворов и улиц. Невозможно допустить, чтобы при значительной скважистости почвы, грязная вода из обширных луж не просачивалась, или не попадала в ближайшие колодцы и цистерны, находившиеся во дворах, и не заражала бы их.
Несмотря на то, город до конца работ тупо относился к предостережениям и воплю врачей, обвинявших вскрытие почвы во время засухи, при условиях низкого падения почвенной воды и во время свирепствования сезонных желудочных катаров — как главную и видимую причину холерных заболеваний со смертельным их исходом в местах их возникновения. Мне остается еще упомянуть об одном неожиданном заболевании холерою 14-летней девочки среднего сословия на Херсонской улице, где земляных раскопок не было, и холера еще не появлялась. У входа в ее квартиру, на дворе стоял громадный чан с водою, составлявшею запас на случай пожара. Но одновременно вода из него употреблялась и для поливки цветов. Нельзя ручаться, что в ней не замывали и детские пеленки. Она была грязно-бурого цвета, и когда я остановился у чана, меня стошнило от пронзительного запаха, разносившегося из него. По моему совету тотчас закрыли все окна и двери, выходившие из квартиры больной, девочку успели перенести в другой дом, где она и поправилась. Загнившая вода была дезинфицирована хлорною известью и затем спущена в сад, а чан выпарен калеными камнями8).
Опий в холерных поносах редко употреблялся одесскими врачами в больших приемах, а еще реже в чистом, в концентрированном состоянии. Большею частью его давали значительно разведенным различными летучими и ароматными каплями, например, в виде капель Иноземцева9), Тильмана и Вундерлиха. Если затем много пользовавшихся от поноса и поноса со рвотой выздоравливало, и в последующем тифозном периоде у них редко обнаруживалась непробудная спячка, как это случалось в настоящую эпидемию во Франции и Италии, то это происходило как от более умеренного и осторожного употребления опия русскими врачами, так и от того, что он у нас давался в смесях, содержащих одновременно кучелябу, как в каплях Иноземцева, и мятное масло, либо аммиачный раствор. В уравнительном же периоде школа и последователи профессора Боткина с блестящими результатами употребляли солянокислый хинин, продолжая его приемы до полного выздоровления10). Точно так же в продромальных поносах, как и в детской холере, чистый соляно-кислый хинин либо с прибавлением дробных количеств опия производил решающее и благотворное действие.
Несмотря на то что в 1865 г. случаи холеры проявлялись в небольшом числе и в разных местах в атипичных формах и, по-видимому, в легких степенях, никому из врачей не приходило в голову выделять эти легкие и с неполною группировкою холерных признаков случаи в особую рубрику сезонной или местной холеры, либо называть их спорадическими. Напротив, все считали их продолжением гнездившейся у нас азиатской холеры, а потому и не надеялись, что с наступлением зимы это бедствие совершенно прекратится. Напротив, полагали, что, из-за наступивших рано холодов, болезненный зародыш не успел еще достаточно развиться в эпидемии при условиях, представляемых со стороны жизни и местности города, и что не малым тормозом к проявлению обширной эпидемии служила привычка жителей противодействовать вредным влияниям заразы, — тем более, что приезжие чаще других заболевали. Поэтому все и ожидали, что затихшая к зиме холера может еще повториться летом. И действительно, на следующий год, с наступлением жары и засухи, она сразу обнаружилась в низменных, приморских и пригаванных улицах и в низком и нечистом предместье — Пересыпи. А затем и в высоко расположенной Молдаванке, по южной окраине которой протекает безымянная, не чистая и почти пересохшая речка (многими называемая Лопатью). Но все-таки и в этот год, вообще, было так немного больных, что для спорящих о различии между азиатскою и доморощенною холерою открывалось обширное поле. Гораздо сильнее она проявлялась в следующие годы вплоть до 1872 г, и не только в Одессе, но и в окрестных местностях по Днестру и другим водным бассейнам.
КОММЕНТАРИИ
1) Описанные события относятся к четвертой пандемии холеры (1864—1872). По данным Архангельского Г.Ф. (1874), в 1863 г. по всей территории Индии холера практически прекратилась и обнаруживалась только в Бенгалии и на Гангесской равнине. Но в 1864 г. она снова распространилась по полуострову до западного берега. В следующем, 1865 г., уже в апреле она появилась в Геджасе (западный берег аравийского полуострова).
В государствах Европы холера появилась раньше, чем в России и сразу же приобрела большой размах. Больше всех от нее пострадали Турция, Италия, Испания и Франция. В Итальянском королевстве с 13 июня 1865 г. по 26 февраля 1866 г. заболело 23577 человек, из них умерло 12401. Общее количество заболевших и умерших людей в Турции, Испании и Франции, не известно. Но если судить по тому, что в Константинополе умерло от холеры около 12 тыс. человек, в Валенсии около 16 тыс., а в Париже около 7 тыс., то можно предположить большую смертность и во многих других местностях этих государств.
2) Архангельский Г.Ф. (1874) считал, что в пределы Европейской России холера в 1865 г. проникла из Европейской Турции и появилась ранее всего в Подольской губернии, в селении Борши. Туда 26 июля для работы на железной дороге прибыли из Пруссии несколько семейств немцев. 23 июля они были в Галаце, где в то время существовала холерная эпидемия, а 24 июля в Одессе, где холеры не было даже в карантинном порту- Все прибывшие были, по-видимому, здоровы, только один ребенок из семейства Яне страдал поносом и через три дня по прибытии в Борши умер. Уже после его смерти, 1 августа, появилась холера между жителями селения, а также и между прибывшими немецкими семействами. Этот случай тогда рассматривался как пример неэффективности карантинов.
Холера 1865 г. в Европейской России распространялась весьма медленно и имела ограниченные размеры. Она ни в одной из пораженных губерний не достигала не только такой степени интенсивности, как в 1847 или 1830 гг., но даже и 1,0% на 1000 жителей. Эта эпидемия в России как бы составляла только окраины района будущей эпидемии, имевшей центральное гнездо в других местностях.
Всего в Европейской России в этом году, по официальным данным, холерой заболело 13 315 человек, из них погибло 4177.
3) Очень интересный пример ранней диагностики холеры в добактериологический период.
5) Генрици отталкивается от локалистических представлений о роли почвы в развитии холерного яда. Благоприятной для его развития, по мнению Петтенкофера, была почва, в верхних своих слоях пористая и проницаемая для воздуха и воды и загрязненная в то же время отбросами органических веществ. Если холерный зародыш заносится в такую местность, где почва обладает данными свойствами, то он начинает созревать, обусловливая эпидемическое развитие болезни. Напротив, в тех местностях, где почва не обладает упомянутыми свойствами, занесение холерного зародыша не ведет к дальнейшему распространению болезни.
6) Альтенбург и Вердау — небольшие города в Саксонии.
7) Это тот самый случай, когда Генрици, писавший воспоминания в 1885 г., не противопоставляет Коха Петтенкоферу. Лед, который давали жене архитектора г. М., содержит Коховские холерные вибрионы, члены же благородного собрания были поражены «зрелым холерным ядом», проникшим в их организм через вдыхаемый почвенный воздух.
8) Здесь надо рассмотреть, что же принималось за дезинфекцию в добактериологический период. В 1878 г. Петтенкофер М. дал следующее определение: «Дезинфицировать значит разрушить или сделать безвредным заражающее вещество, так называемый болезненный яд». Тогда считалось, что целью дезинфекции является воспрепятствование разложению экскрементов, при котором они выделяют газообразные продукты (миазмы), портящие воздух. Поэтому задача дезинфекции при холере состояла в сообщении экскрементам кислой реакции. Для того чтобы узнать, была ли она эффективно проведена, жидкость, содержащуюся в экскрементах, наносили на индикаторную бумагу. Если бумага краснела, то считалось, что дезинфекция проведена правильно. Для исследования воздуха отхожих мест брали кусок куркумовой бумаги, смачивали его водой и помещали половину между двумя стеклышками. Другую выставляли наружу и держали 2–3 мин над экскрементами. Если из них выделялся аммиак, то цвет открытого куска бумаги менялся, дезинфекцию повторяли.
Эффективными дезинфицирующими средствами считали раствор железного купороса с добавлением небольшого количества карболовой кислоты, сернокислый и хлористый цинк. Но особое предпочтение отдавалось сжиганию серы, так как образующаяся при этом сернистая кислота наиболее полно уничтожала любой запах.
Значение дезинфекции как профилактического средства против распространения холеры в XIX столетии находилось в тесной связи с развитием воззрений на природу и способ её распространения. В 1830-х гг., в начале появления холеры в Европе, когда её рассматривали как «заразительную болезнь», дезинфекция применялась, хотя и в элементарной форме, в виде различных курений. Но она вскоре была оставлена, так как на холеру перестали смотреть, как на «заразительную» или даже «переносную» болезнь. О дезинфекции как будто бы забыли до 1854— 1864 гг., когда «заразительными» стали считать испражнения холерных больных, а холеру вновь признали «переносной» и «заразительной». Заметим, что до эпизода с дезинфекцией на корабле «Концентрино», описанном в данной главе, Генрици об этом методе противодействия холере даже не упоминает. Дезинфицирование воды в чане хлорной известью и его выпаривание калеными камнями имели целью устранение зловонного запаха, так как в соответствии с учением Петтенкофера считалось, что именно нездоровый воздух содержит холерный яд. До открытия Кохом холерных вибрионов оставалось еще 18 лет (1883).
9) «Противухолерные капели Иноземцева» состояли из простой опийной настойки и настойки из сибирской бобровой струи (castoreum — противосудорожное и возбуждающее средство), по 1/2 драхмы; эфирной валериановой настойки, гофманских капель (1 часть серного эфира и 2 части очищенного спирта) и настойки перечной мяты, по1 драхме; горькой ревенной настойки 1/2 унции, с примесью 50 капель соляной кислоты и 5 капель холодного мятного масла. Прием: от 15 до35 капель.
10) Ими применялись так называемые «противухолерные капли профессора Боткина», представлявшие раствор, содержащий 1/2 драхмы сернокислого хинина в смеси из сложной хинной настойки с гофманскимикаплями; каждого компонента по 1/2 унции, с примесью 50 капель соляной кислоты и 5 капель холодного мятного масла. Прием: от 15 до35 капель.