Автор: Михаил Васильевич Супотницкий.
Об авторе : Михаил Васильевич Супотницкий - кандидат биологических наук.
Ах, да и не спрашивай про то и не рви ты у меня нутра из утробы; сам ты должен знать, что коли в каком доме та самая холера народец-то повыдушила, то и ставню велено закрыть. А тоже много ставень позакрывали и страстей ради, да сами разбежались, куда попало, только б не сидеть у своем доме. Тоже бают, что в чужих людях она не так на тебя набрасывается.
А.А. Генрици. Воспоминания...
Александр Александрович Генрици, сын военного врача, дворянин Лифляндской губернии, родился 6 марта 1824 г. в Варшаве. Его отец в то время занимал должность штаб-лекаря лейб-гвардейского Литовского полка.
Александр Александрович первоначально поступил в Дерптскую гимназию и в зависимости от переездов семьи, вызывавшихся передвижениями по службе его отца, учился в Ковенской и Новогрудской гимназиях; завершил среднее образование в Евангелической гимназии в г. Слуцке Минской губернии. В 1840 г. он выдержал вступительный экзамен в Петербургский университет, но перед последним экзаменом случайно узнал о приезде в Петербург наместника Царства Польского князя И.Ф. Паскевича, а с ним и, генерал-штаб-доктора армии Р.С. Четыркина, лично знавшего его отца. Александр Александрович явился к последнему, и благодаря ходатайству князя Паскевича, которому Четыркин представил его, граф Клейнмихель, бывший в то время попечителем Медико-хирургической академии, приказал принять его на Приготовительный курс Академии казеннокоштным студентом.
Генрици окончил курс обучения в Медико-хирургической академии в 1847 г. и был назначен ординатором в Казанский военный госпиталь. С этого события начинаются его воспоминания о пережитых холерных эпидемиях. В те годы холера для России и Европы была такой же «новой болезнью», как сегодня для нас является СПИД или лихорадка Эбола.
Чтобы понять всю трагичность событий, происшедших в связи с первыми пандемиями холеры, надо обратиться к победам и успехам медицины конца XVIII начала XIX столетия. По неизвестным сегодня причинам именно в те годы в Европе прекратились эпидемии чумы. Столь радостное для европейцев явление, разумеется, было увязано ими с последовательно проводившимися с XIV столетия противочумными мероприятиями (кордоны, карантины, чумные больницы и т.п.) и отнесено исключительно к «победе человеческого разума». С внедрением в практику Эдвардом Дженнером метода вакцинации (1796) впервые появилась возможность сдерживать другого страшного врага человечества — натуральную оспу, что также породило во многих «просвещенных умах» опасную иллюзию полного знания об опасных эпидемиях. Удивительно, как заблуждения тех лет напоминают представления о «побежденных эпидемиях» конца 1970-х гг., т.е. еще «перед СПИДом», но уже после «глобального искоренения натуральной оспы». Профессор Г. Гризингер о «законченности знания» своих коллег заметил в 1866 г. следующее: «В Германии, где перед появлением эпидемии холеры, из среды тогдашней медицины, столь же бедной положительным содержанием, сколь глубоко зараженной школьным педантизмом, холера имела благодатно смиряющее влияние на науку и врачебную практику. Эпидемиографы сравнивали ее с врагом, который уничтожал системы и теории, большинством считавшиеся неопровержимыми. Холера положила конец нескончаемому мудрствованию о миазме и контагии, рассеяла эти туманные и призрачные образы и побудила к анализу действительных, конкретных явлений».
Распространение холерных эпидемий в России происходило вопреки карантинам и кордонам, любые усилия властей по борьбе с ними только ожесточали народ, но не «замечались» самой холерой. Врачи, как правило, ничем не могли помочь заболевшим, их скорая и необычайно мучительная смерть вызвала в обществе страх. Не было ни семей, ни сословий, из которых холера не забрала тогда какое-то число жизней. Среди ученых нарастало осознание несостоятельности многих воззрений на природу инфекционных болезней и способов их лечения. Но молодому врачу Генрици пришлось окунуться в самое пекло холерной эпидемии в Казани и использовать те знания, которые ему дали в Академии и которые он так настойчиво пытался получить из книг и бесед с московскими профессорами А.И. Овером и Ф.И. Иноземцевым. Желая сохранить свой опыт для будущих поколений врачей, Генрици детально описывает симптомы болезни, использованные им методы лечения и, в соответствии с существовавшими в те годы представлениями о причинах инфекционных болезней пытается понять закономерности в эпидемическом процессе, сопоставляя заболеваемость населения холерой с характером местности и свойствами почвы. Первые впечатления от пребывания в холерном очаге, видимо, врезались Генрици в память на всю жизнь. Уже будучи зрелым человеком, он вспоминает множество бытовых деталей — выражения лиц людей, их фамилии, 28 руб. купца Р. и др.
С началом венгерской войны его как энергичного и знающего врача, обратившего на себя внимание высшего начальства, назначают сопровождать маршевые батальоны, отправлявшиеся для комплектования действующей армии. Генрици был переведен в запасный батальон Елецкого пехотного полка (23 апреля 1848 г.), а позже в Кременчугский егерский полк (2 мая 1849 г.) батальонным лекарем.
Однако холера 1847 г. стала только предвестником грядущей эпидемии. Ни до 1848 г., ни позднее в России не было столь массовой смертности от холеры. В Тамбове и Тамбовской губернии, когда в распоряжение генерала Муравьева был послан Генрици, в этот год заболели холерой 55 478 жителей, из них погибли 25 140 (50%), или 15,2 на 1000 жителей. Коса смерти не раз прошла и над головой самого Генрици. Ни он, ни его наставники не знали подлинных механизмов распространения эпидемии и, постоянно находясь в холерных очагах, не принимали тех мер, которые следуют из этих знаний. Описания Генрици тамбовской холеры поражают обыденностью и наблюдательностью. Повсюду страх и уныние, удручающее впечатление запустения. Холера везде, она не застает врасплох, но выхватывает любого, от нее не спрячешься, но ее саму лучше прятать.
В описаниях Генрици, относящихся к холерным эпидемиям 1847—1848 гг., мы соприкасаемся с забытым искусством дифференциальной диагностики инфекционных болезней в добактериологический период. И тут есть чему поучиться. Вот как он отличает холеру от других энтеритов, еще на ранней стадии болезни: «Лицо у всех их осунувшееся, взгляд равнодушный, стоячий, неохотно фиксирующий предметы; глаза несколько запавшие, с расширенными зрачками, но без синих кругов, скулы сравнительно означившиеся, нос заострившийся, его крылья опавшие, неподвижны. Нос на ощупь холодный; губы со слабым, синеватым оттенком, бледные. Язык тонкий, довольно широкий, плоский, высовываясь, продвигается по самому дну рта, причем корень и средина его не образуют, как обыкновенно, при высовывании выпуклости, или хребта, а западают, весь язык при этом представляет слабую, ложкообразную выемку; язык синеватый, особенно на конце, на ощупь холодный до средины, дрожащий, чистый и не сухой. Больные при требовании моем плюнуть на пол не находят для этого достаточно слюны во рту: кисть руки холодная, слегка синеватая, как и ноги; пульс ползучий, длинный, редкий, довольно малый и мягкий. Жажда небольшая, но большой позыв на холодное питье; аппетита по-настоящему не имеют, но отвращения от пищи нет, так что, по их словам, немного едят, смотря на других».
В следующем году холерные эпидемии в России стихли, молодого врача Генрици перестали откомандировывать в холерные очаги, и у него появилась возможность совершенствоваться по своему основному увлечению — хирургии. Осенью 1849 г. Александр Александрович был назначен младшим лекарем в польские владения России, в Уланский, генерал-адъютанта князя Чернышева, полк, и прикомандирован к Келецкому военно-временному госпиталю. А через три месяца его прикомандировали к Варшавскому военному госпиталю. Он воспользовался своим пребыванием в Варшаве, сдал экзамен на степень доктора медицины, защитил диссертацию под названием «О воспалении внутренней оболочки сердца», и медицинским советом Царства Польского 7 октября 1851 г. был признан доктором медицины. В том же году его прикомандировали ко 2-му Военно-сухопутному Санкт-Петербургскому госпиталю для усовершенствования в оперативной хирургии под руководством Н.И. Пирогова. Генрици на всю жизнь сохранил самое восторженное воспоминание об этом периоде своей жизни и всегда с гордостью называл себя учеником великого Пирогова.
В 1853 г., 10 марта, после публичного испытания в анатомии и оперативной хирургии, Александр Александрович получил от Военно-медицинского департамента свидетельство «на самостоятельное управление хирургическими отделениями в госпиталях и на преимущество над прочими врачами на занятие высших по военно-медицинской части мест». Затем Генрици направили в Азовский пехотный полк полковым штаб-лекарем. А дальше начались военные годы в его жизни.
С марта 1853 г. Генрици постоянно находится в войсках и участвует в войне с Турцией. В начале 1854 г. он в составе все того же Азовского полка направлен под Севастополь. С сентября 1854 г. по январь 1855 г. Генрици находился на передовых перевязочных пунктах, оказывая помощь раненым и осуществляя их эвакуацию с полей сражений на перевязочные пункты.
Весь 1855 г. он пробыл в Севастополе и принял участие в неудачном нападении наших войск на крепость союзников в Евпатории, а также в сражении на реке Черной. Об этом, столь богатом событиями и впечатлениями периоде своей жизни, Александр Александрович оставил интересные рассказы, которые были напечатаны в «Русской старине» в 1878 г. под названием «Воспоминания о Восточной войне 1853—1855 гг.».
Под Севастополем ему вновь пришлось столкнуться с холерой. В «Воспоминаниях...» он дает описания так называемых «холерных местностей» и приводит интересные наблюдения, касающиеся появления холеры в малопосещаемых людьми местах и вне всякой связи с их перемещением. В те годы считалось, «что холера следует со скоростью человека», впрочем, и в современной научной литературе по причинам, приведенным ниже, преобладает то же мнение. Генрици же столкнулся с эпидемией холеры в местностях, которые обычно люди не посещают, т.е. с явлением, названным в конце XX столетия природно-очаговым сапронозом.
В 1855 г. в чине надворного советника (соответствовал воинскому чину «подполковник») он назначен дивизионным доктором в 17-ю пехотную дивизию. В эти годы Генрици приобретает известность как хирург и как организатор военно-медицинской службы.
За деятельность свою в Восточную войну Генрици был награжден орденами Св. Анны III ст. и Св. Станислава II ст., к которым в 1857 г. Высочайше было разрешено присоединить мечи. От Н.И. Пирогова он получил свидетельство о том, что по распоряжению Главнокомандующего военно-сухопутными и морскими силами в Крыму был сто тридцать дней в Севастополе «для подания помощи раненым, одновременно исполняя обязанности штаб-лекаря в Азовском полку». За участие в обороне Севастополя Александр Александрович получил серебряную медаль. В сентябре 1859 г. он командирован за границу на два года «с научными целями». Генрици посетил Пруссию, Австрию, Францию и Англию, слушал в различных университетах лекции выдающихся ученых по хирургии, глазным болезням и гинекологии. По возвращении в Россию в октябре 1861 г. он был прикомандирован к Санкт-Петербургскому военному госпиталю для передачи молодым врачам сведений, приобретенных за границей. В это пребывание свое в Петербурге Александр Александрович женился на Жозефине Фоминичне Просцевич, с которой счастливо прожил всю остальную жизнь.
В августе 1862 г. Генрици был назначен главным доктором Киевского военного госпиталя и произведен за выслугу лет в статские советники (соответствовал воинскому чину «бригадир»). В 1864 г. он назначен помощником одесского окружного военно-медицинского инспектора. Через год в городе началась холера. В его обязанности теперь входит не только проявлять личное бесстрашие в борьбе с грозным недугом, но и организовывать противоэпидемические мероприятия в масштабах военного округа. В «Воспоминаниях...» Генрици вновь предстает перед нами как тонкий диагност, но одновременно он вынужден искать объяснения вспыхивающим то в одном месте, то в другом холерным эпидемиям. Он пытается интерпретировать широко обсуждаемые в те годы теории происхождения холеры применительно к местным условиям. Поэтому его описания эпидемий насыщены многочисленными географическими, топографическими и климатическими данными. Генрици вникает в мельчайшие детали быта людей и ищет причинно-следственные связи с поражением их холерой. Но увиденное не укладывается ни в рамки контагионистического, ни локалистического учений. Сопоставляя картину явлений и характер отдельных эпидемий с 1847 г., Генрици подводит нас к мысли, что, несмотря на тождество явлений в главных ее чертах, холера не везде проявляет одинаковую тяжесть течения болезни и не везде сохраняет одну и ту же клиническую форму. В 1847—1848 гг. ее эпидемии в Казани и Тамбове отличались жестокостью и, хотя не быстрым, но «упорным поступательным движением» на север, чего не происходило в 1854 г. в Крыму и в 1866 г. в Одессе. По клиническим проявлениям холера 1847—1848 гг. у большинства пораженных представляла типичное последовательное развитие характерных явлений и обнаруживалась исключительно в цианотической форме. Начиная с 1865 г., холера в России все чаще проявляется в атипичной форме. Преобладают случаи, как тогда их называли, спастической и адинамической холеры с переходом в холерный тифоид, уже практически не упоминающийся в современных учебниках.
В апреле 1867.г. за отличия по службе Генрици произведен в действительные статские советники (соответствует воинскому чину «генерал-майор»). В 1869 г. он получил орден Св. Анны II ст. с мечами над орденом, а в 1871 г. тот же орден с императорской короной.
В 1873 г. высочайшим приказом за участие в устройстве Севастопольского отдела на Политехнической выставке в Москве ему объявлено именное монаршее его величества благоволение. Александр Александрович для этой выставки издал прекрасный альбом с рисунками под заглавием «Постройки мною полевых перевязочных пунктов в импровизированных зданиях: землянках, бараках и шалашах из ветвей на боевых позициях от Балаклавы до Севастополя в 1854 и 1855 гг.».
В марте 1873 г. Генрици назначен финляндским окружным военно-медицинским инспектором. В январе 1874 г. он награжден орденом Св. Владимира III ст., а в 1878 г. за отличие по службе произведен в тайные советники (гражданский чин, соответствующий воинскому чину «генерал-лейтенант»).
Во время войны 1877—1878 гг. Генрици организовал при Гель-сингфорском военном госпитале курсы для обучения сестер Красного Креста. Его супруга выдержала установленный экзамен, стала сестрой Красного Креста и ухаживала за ранеными, эвакуированными из Петербурга в Гельсингфорс.
Генрици не превратился в медицинского чиновника, соавтора многочисленных публикаций, выпущенных клерками его аппарата. «Псевдосоавторство» — это позорное и столь распространенное сегодня явление — вообще не было принято в России Генрици.
Александр Александрович постоянно сам делал интересные и содержательные сообщения по разнообразным предметам. Видимо, в этом он видел свою роль просвещенного государственного деятеля и приводного механизма гигантской Российской империи.
В 1880 г. Александр Александрович был введен в Военно-медицинский ученый комитет с правом совещательного голоса и оставлением в занимаемой должности. В том же году он был всемилостивейше награжден орденом Св. Станислава I ст., в 1883 г. — орденом Св. Анны I ст., а в 1887 г. — орденом Св. Владимира III ст. В 1888 г. ему был пожалован знак отличия беспорочной службы за 40 лет.
Когда в начале 80-х г. XIX столетия после долгого перерыва в Европе вновь появилась холера, Генрици в 1885, 1886 и 1887 гг. поместил в еженедельнике «Военно-санитарное дело» девять отдельных работ, посвященных последним результатам изучения возбудителя холеры и теориям, объяснявшим распространение холеры как пандемической болезни. В их числе и сочинения, опубликованные в этом сборнике.
Работа «Холерные эпидемии в Финляндии» уникальна по своей наблюдательности. Генрици сопоставляет многолетний ход холерных эпидемий в северной стране на различных этнических группах. Он описывает совершенно незнакомую из современных учебников клинику холеры и забытые сегодня больничные и казарменные эпидемии. Многие сделанные им выводы могут показаться на первый взгляд уже не имеющими практического значения, но в их основе фактический материал, а факты, как известно, «вещь упрямая» и имеющая самостоятельную ценность.
Последнее увлечение Генрици — всестороннее изучение макро- и микроскопического строения торфяниковых мхов и их систематического положения среди других мхов — имело практическую цель: оценить возможность замены им гигроскопической ваты при перевязках. Результатом его труда стал ряд работ, посвященных сфагнам; наиболее подробная из них, под заглавием «Торфяные мхи (Sphagna)», была помещена в «Военно-медицинском журнале» (в польском выпуске) за 1890 г.
В 1891 г. Александр Александрович всемилостивейше награжден орденом Белого Орла. Но это была последняя награда русского государя дворянину Лифляндской губернии — 29 августа 1895 г. Генрици внезапно скончался от сердечного приступа.
Как писали после его смерти, «за всю свою многолетнюю жизнь и за всю свою многотрудную службу Александр Александрович не нажил состояния, но он прибрел другие богатства, несравненно драгоценнейшие».
Так в чем же ценность научного наследия Генрици сегодня, когда проблема холеры вроде бы потеряла актуальность, да и все с ней как бы понятно?
Прежде всего, в ином понимании холеры.
По очень точному замечанию Ф.Ф. Эрисмана (1893), до открытия холерного вибриона Кохом в 1883 г. ученые, исследовавшие холеру, были заняты главным образом изучением ее эпидемических взрывов, способов ее распространения и тех условий, которыми сопровождалось появление холеры вне пределов ее постоянного местожительства, за которое почти единодушно принимали Индостанский полуостров. Ими были выяснены некоторые характерные свойства болезни, особенности развития холерных эпидемий, резко отличающие холеру от других инфекций, и таким образом была создана так называемая эпидемиология холеры, заключающая в себе массу интересных, чрезвычайно важных наблюдений и имеющая весьма богатую литературу (например, великолепные работы Архангельского Г.Ф., Петтенкофера М., Галанина М.И., Щепотьева Н.К. и др.).
На основании непосредственных наблюдений одни ученые признали холеру контагиозной, т.е. способной передаваться от человека к человеку (контагионисты), тогда как другие из тех же наблюдений вывели заключение, что «холерное начало» для своего развития требует содействия известных местных условий и что эпидемическое распространение болезни возможно только при наличии этих условий (локалисты). Борьба с холерой принимала различный характер в зависимости от господствовавшей в данное время теории. Но все же при этом и контагионисты, и локалисты стояли на почве наблюдения над самой холерой. Контагионисты тех времен не игнорировали эпидемиологии. Способ распространения болезни для них служил исходной точкой, и если иногда и допускались искажения фактов в пользу той или другой если и не всегда к явлениям относились с надлежащей объективностью, то, по крайней мере, никем не отрицалась необходимость наблюдать эти явления. Эти представления и лежат в основе - понимания эпидемиологии холеры у Генрици.
Современные же представления об эпидемиологии стали складываться вскоре после открытия Кохом в 1883 г. в извержениях холерных больных и в кишечнике умерших от холеры людей того микроорганизма, который сегодня носит название холерного вибриона (Vibrio cholerae; комма-бацилла). Эпидемиология холеры в начале XX столетия приобрела упрощенный характер толкований «заноса» из эндемического очага, и ее понимание как пандемической болезни больше соответствовало началу предыдущего столетия. Но даже тогда хотя бы пытались выявить какой-то дополнительный «теллурический фактор», способствующий ее распространению. Теперь же внимание исследователей оказалось перенесенным с холеры как эпидемического явление на холерный микроб, который, по сути, уже рассматривался ими в рамках средневековых представлений о «контагии». Эпидемиология холеры стала объясняться только из биологических свойств V. cholerae (один из примеров такого подхода приведен в Комментариях). К многочисленным статистическим выкладкам ученых докоховского понимания эпидемиологии холеры стали относиться с плохо скрываемым презрением, как к работам ретроградов, опирающихся «более на умозрительные сопоставления и статистические данные собранного ими, беспримерного по своей обширности, эпидемиологического материала, нежели на экспериментальные исследования».
Эрисман по этому поводу возмущенно заметил: «Они уже не спрашивали: как распространяется на самом деле холера, при каких условиях она развивается в эпидемию, какие обстоятельства сопровождают появление ее в том или другом месте; они поставили на место холеры предполагаемый холерный микроб; они отождествляли его с самой холерой и считали, что те условия, которые способствуют развитию комма-бациллы или, наоборот, не благоприятствуют ему, имеют такое же значение и для холеры. В своих крайних проявлениях это направление дошло до того, что оно не только игнорирует эпидемиологию холеры, т.е. пренебрегает изучением ее, но даже создает ее искусственно, что оно не наблюдает холеру, а конструирует способы ее распространения на основе биологических исследований «запятой», что оно не спрашивает, как развиваются холерные эпидемии на самом деле, а прямо утверждает, как они должны развиваться в силу тех или других биологических свойств комма-бациллы».
Опять стали вводиться карантины, признанные неэффективными еще при первом знакомстве европейцев с холерой в 1830-х гг., правда их теперь оснащали дезинфекционными камерами, но холера по-прежнему «прорывалась». Не оказали серьезного влияния на ее распространение в период VI пандемии (1900—1926 гг.) и другие бактериологические методы, такие, как вакцинация или дезинфекция. В конце 1920-х гг. холера вдруг стихла даже в традиционно эндемичных районах. Она не напоминала о себе крупными эпидемиями и в годы Второй мировой войны. Разумеется, это было объяснено всезнающими учеными (а по Эрисману, «конструирующими способы ее распространения») исключительно «победой человеческого разума». Однако в 1961 г., на фоне «полной ясности» эпидемиологии, биологии, биохимии, физиологии и даже генетики возбудителя холеры, возникла неожиданная глобальная эпидемическая ситуация, вызванная другим холерным вибрионом — Эль Тор. Как оказалось, бактериологам он известен с 1905 г., но поскольку в течение многих лет его эпидемическая значимость ограничивалась локальными вспышками на острове Сулвеси в Западной Океании, то «конструктора холерных эпидемий» презрительно относили его к «парахолерным», т.е. нехолерным вообще. Так началась VII пандемия холеры, продолжающаяся и по сей день.
Сегодня для России проблема холеры не стоит так остро, как во времена Генрици. Но холера представляет собой слишком сложное природное явление, недооценивать которое нельзя. Она как будто погрузилась в спячку, она сфинкс, засыпанный песком. Так давайте посмотрим на холеру вместе с человеком, видевшим ее подлинный смертельный взгляд.