Воспоминания о пережитых мною холерных эпидемиях. 7. ХОЛЕРА НА ЮГЕ РОССИИ В НАЧАЛЕ 70-Х ГОДОВ XIX ВЕКА
Холера в Керчи и Таганроге в 1870 г. Холера 1872 г. Условия и особенности возникновения холеры в Новороссийском крае. Быт населения Одесского военного округа, способствующий развитию холеры. Причины различий в исходе холеры у солдат и местного населения. Холера в военном лагере. Топография и климат Николаева. Плохое качество воды в реке Ингуле. Анализ причин устойчивости населения Николаева к холере. Описание реки Буг. Заболевание холерой сына Генрици.
В 1870 г. в г. Керчи в течение июня свирепствовали между жителями поносы, которые в конце месяца ожесточились, а у детей были смертельными. В начале июля появилась холера в Таганроге и, вероятно, оттуда была занесена в Керчь, так как в обоих городах началась почти в одно время1). В Таганроге крайнее ее напряжение проявлялось с 8 по 14 августа; в эти дни заболело до 84 жителей с 28 смертельными исходами. В войсках из 43 заболевших за все время умерло 14; последний случай заболевания был 17 сентября. В Керченском градоначальстве заболело жителей 304, умерло 130. Для войск холерные отделения были в самом городе и крепости. Из 32 заболевших воинов умерло 8, а всего из войск в обоих городах из заболевших 75 умерло 22 человека. Поражались чаще по несколько лиц, живших в одном доме или помещении. Холера сильнее свирепствовала в жаркие и одновременно туманные влажные и безветренные дни2).
Выведением войск из городов сразу ослаблена была в них холера, а с прекращением употребления постной пищи и с выдачею 1/2 фунта мяса на человека заболевания не повторялись. Лечение оказывалось успешным только в тех случаях, когда болезнь была захвачена в начале ее развития. Употребляли: каломель, опиат, соляно-кислый хинин, соляную кислоту, камфару при растираниях тела, и закутывания во влажно-холодные простыни и суконные одеяла — с весьма различным результатом.
В 1872 г. холера, свирепствовавшая между жителями края, тоже проникала и в некоторые части войск. Так, в конце апреля она появилась в войсках Одессы, в половине мая — Екатеринославле, в конце мая в разных войсках Бесарабии, Херсонской и Екатеринославской губерниях, продолжаясь до октября. Из 61 тыс. человек в войсках округа заболело 802, а умерло 338 человек.
Кроме общеизвестных предохранительных мер, особенно предписывалась скоромная пища. В борщ клали стручковый либо обыкновенный перец; выдавали винную порцию, настоянную мятою, перцем либо с прибавлением хинина, или сложной хинной настойки3). На тощий желудок, утром запрещалось выходить на службу и ученье, давалась жидкая кашица с маслом, но ее не охотно ели; лучше бы было давать чай или сбитень.
Касательно вопроса, какие условия особенно влияли на развитие и ход холеры в местах холерного заноса в Новороссийском крае в период эпидемий с 1865 по 1872 г. включительно, военными врачами сделаны были следующие наблюдения:
1. Все приморские и лежащие по течению рек города Новороссийского края были в постоянном между собою сообщении во все время существования холеры, а между тем при двукратных в неделю рейсах между Одессою и Херсоном, холерная эпидемия, появившаяся в Херсоне в 1866 г. 14 июня, в Одессе обнаружилась только тремя неделями позже, т.е. 5 июля и то после того обстоятельства, что днем прежде, 4 июля, прибыла на пароходе из Херсона жена полковника С., страдавшая поносом и пользовавшаяся каплями Иноземцева. Она остановилась в предместье Одессы, Молдаванке, где еще холеры не было, и в ночь на 5 число умерла от холеры. В день ее прибытия в соседних домах заболело шесть человек холерою и четыре из них умерли. 22 июля того же года пришел из Одессы на хутора, лежавшие в 6 верстах от города и не знавшие еще холеры, вольнорабочий. В ту же ночь он умер. В следующие дни умерли два товарища, которых он навестил, и еще семь других рабочих живших в той же
группе хуторов.
2. Во время существования холеры в Керчи и Одессе в 1866 г., оба эти города не прекращали своих частых сношений с Севастополем, Ялтой и Одессою, куда из первых постоянно перевозились морем люди с их вещами и товары. Однако во всех трех последних городах не было ни одного холерного случая во всю эпидемию. Из этого видно, что одного заноса холеры недостаточно, если условия местности, принявшей занос, не соответствуют развитию болезни.
3. Точные дознания военных врачей во все описанные эпидемии показали, что из числа холерных больных, наблюдаемых ими, 6/7 предварительно и подолгу страдали поносом, но весьма легким и безболезненным, что и было причиною совершенного невнимания их к первоначальным страданиям.
4. Ясных доказательств распространения заразы через платье нет. Напротив бывали примеры, особенно в бедном классе и простонародии, что родные умершего, вслед за смертью холерного больного надевали его платье и оставались здоровыми.
5. Вскрытие холерных трупов, пребывание в месте их нахождения и их переноска не давали поводов к заболеваниям холерою.
6. Атмосферные перемены, по-видимому, не имели особого влияния на ход и силу холеры. Так, в 1866 г. во время самого разгара эпидемии в Одессе, с 7 по 20 июля замечалось и самое низкое и самое высокое стояние барометра, а температура в тени бывала в разные дни от +9 до +21 R. Можно только сказать, что с появлением молнии, случаи заболеваний становились реже и легче.
7. Отхожие места, худо содержимые, оказывались крайне вредными, особенно если находились близко к кухням, кладовым и спальням.
8. Скопления недезинфицированных и одних холерных извержений оказывались явно и более вредными, чем если они попадали в общие и загнившие ретирадники.
9. Во всех местах округа, перенесших холеру, было замечено, что в местностях низменных, у берегов рек, или моря, холера достигала большого распространения и поражала сильнее, чем на возвышенных. Это относилось не только к бедному, но и к достаточному населению, имевшему более средств упорядочить свой образ жизни.
10. О влиянии сточных труб труднее сделать правильные выводы. Верно, однако, то, что на тех улицах Одессы, где были стоки и где они чисто содержались, меньше заболевало холерою, чем в улицах их не имевших, и, что в приморских и пригаванных улицах заболевало более в тех местах, возле которых городские стоки и трубы впадали в море4).
Одесский военный округ состоит из четырех губерний Новороссии и представляет редкое удобство для наблюдений над обширнейшим краем с однообразными строением и конфигурацией почвы, и с одинаковыми местными и климатическими условиями, от которых зависит благосостояние разнообразного его населения. Вся суть здесь заключается в урожае, в свою очередь зависящем от времени выпадения и количества дождей, от направления и силы ветров, и от того, в каком порядке чередуются между собою дожди и ветры. Так, если в жаркое время выпадают сильные дожди, а за ними тотчас следует сильный, восточный, сухой ветер, то при палящем зное травы быстро желтеют и злаки на возвышенных местах высыхают, и тогда весь урожай пропадает. Почти тоже случается, если вместо тихих, мелких и частых дождей, выпадают тропические ливни с грозою и ветром. Урожай садов в лощинах и балках решается числом и силой утренников во время цветения деревьев. С другой стороны, легкий сбыт пшеницы в черноморские порты, а оттуда заграницу до того развили в сельских жителях стремление к наживе, что в ведении своего хозяйства они строго применяются только к заграничному спросу, пренебрегая сеяньем ржи, огородничеством и садоводством, необходимыми для собственного довольства и здоровья. От того к весне в их хозяйстве ничего не остается от скудных запасов квашеных бураков и капусты, сушеных плодов и ягод, содержащих растительные кислоты. Летом же, по причине дороговизны рабочих рук, большая часть мужского населения уходит на заработки, оставляя хозяйство на руках немощных стариков и женщин, кое-как пробивающихся до нового урожая пресными, наскоро испеченными лепешками, вяленою либо сушеною рыбою и изредка бараниною. Кислый, ржаной хлеб, хлебный квас, требующий для своего приготовления более ухода, времени и особой посуды, всегда дорогой в безлесных ,странах, почти не употребляется. Правда, что в то время и пока еще солнцем не выжгло, на лугах можно собирать щавель и другие кислые травы, но на такой бескорыстный труд туземец неспособен. Сказанный недостаток в кислой пище, при крайне нечистом содержании плохих помещений и дворов, и в обыкновенные годы дает повод к развитию инфекционных болезней; тем более зараза азиатской холеры, раз попав на скважистую и мягкую почву грязно содержимым деревень и городов Новороссии, и в массу ее населения, ослабленного пресной пищей, и подготовленное к восприятию и размножению заразы, быстро развивается в эпидемию, упорно и долго гнездящуюся в этой стране. Этому, конечно, немало помогают слабая короткая зима и сильная теплопроводимость почвы.
Если, как видно из эпидемий, свирепствовавших в Одесском военном округе с 1865 по 1872 г., войска всегда позже жителей и сравнительно в гораздо меньшем числе поражались холерою, а раз заболевши, солдаты лучше жителей ее переносили и сравнительно меньше их умирали, — то такое явление следует приписать разнице в солдатской пище, которая даже летом, с исчезновением запасов квашенных капусты и бураков, имела все-таки в основе кислый хлеб и квас, всегда поддерживавшие в желудке кислую реакцию пищевой смеси, уничтожающую попавшие в него холерные бациллы. Так что возможность размножения последних в кишечнике солдата появлялась только при условии продолжительного расстройства у него желудка.
Факт необходимости употребления кислой пищи в холерное время еще в больших размерах подтверждается тою неуязвимостью от холеры, которою во время этих эпидемий пользовались Симферополь, Севастополь и Ялта с их окрестностями. Названные места обладают богатыми садами, баштанами, огородами и виноградниками, снабжающими жителей кислыми плодами, зеленью, множеством ягод и слабыми, кислыми винами на круглый год. Не считая винограда, фруктов и ягод, обилие щавеля, заячьей капусты, кислого ревенного листа, виноградных листьев и помидоров так велико, что удовлетворило бы потребность большой страны. Если к этому еще прибавить, что все эти города пользуются родниковою, либо чистою водою из нагорных речек, и имеют возможность вместо вяленной и соленой употреблять самую свежую рыбу, — то нам станет понятным устойчивость их жителей перед холерою, несмотря на более частые ее заносы в эти места, чем во многие другие.
Когда холера, с 1870 г. покинувшая Одессу с ее окрестностями, стала появляться местами в Херсонской и северной части Таврической губерний, то предложено было возможное число войск (больше пехотной дивизии) продержать подольше в лагерном расположении у г. Николаева, в 120 верстах от Одессы, где для этой цели была приобретена и приспособлена обширная местность. Но как только войска стали располагаться на ней, между ними обнаружились случаи заболевания холерою большею частью со смертельным исходом. Поэтому командующий войсками, генерал-адъютант Коцебу, послал генерал-лейтенанта Салкова и меня для расследования, снабдив нас некоторыми полномочиями. Чтобы не терять времени, мы, не дожидаясь очередного рейса из Одессы в Николаев, отправились туда сухим путем. Когда мы проезжали степными местами, за полверсты перед нами вдруг разостлался вид большего, синеватого озера, а не доезжая до него земля казалась покрытою тонким, слоем тумана. Оказалось, что это был мираж. По мере того как мы приближались к видимому озеру, оно, волнуясь, казалось, отступало на первоначальное расстояние, а попутные деревни и прочие предметы, в отдалении казались у основания затопленными, — и только на более близком расстоянии яснее очерченными. Упоминаю об этом обстоятельстве по той причине, что в этом крае период миражей исключает появление густых и тяжелых туманов, как носителей болотной миазмы. Ни в местах нами проезжаемых, ни в самом Николаеве в то время, никакой эпидемии не существовало. Приехав туда, мы тотчас узнали, что заболевают холерою только в войсках, расположившихся уже лагерем на обширной, нагорной возвышенности, в 6 верстах от города, у деревни Водопой. Но что между городскими жителями холерных случаев еще не бывало; в городском же лазарете мы нашли около 40, доставленных из лагеря, больных холерою воинов, в тяжком состоянии. В самом лагере мы убедились, что в тех же войсках, до вступления их в лагерь, ни одного холерного, ни случая подозрительного заболевания не было, — и что никто не заболевал тотчас по прибытии в лагерь, а только пробыв в нем не менее суток. На следующий день, при вечернем нашем посещении лагеря, мы узнали, что того же дня, ранним утром вступили туда квартирьеры от двух частей войск, следующих из своих постоянных стоянок в Херсонской губернии и заночевавших приблизительно в двухдневном расстоянии от лагеря, по деревням, — и что все наличные квартирьеры были здоровыми и бодрыми. Но на утро третьего дня нашего пребывания, дивизионный врач Карякин констатировал, что из вступивших в предшедший день в лагерь, два квартирьера в последнюю ночь уже захворали холерою. Осмотрев вновь заболевших, мы одновременно освидетельствовали и новую группу квартирьеров, за час до нашего прибытия вступивших в лагерь от других войск, находившихся еще в более дальнем расстоянии от Николаева, — и убедились как в цветущем здоровье последних квартирьеров, так и в том, что в войсках, от которых они были высланы, на марше холерных случаев не бывало. Но еще до наступления ночи один из последней группы доставлен был в городской лазарет с развитым холерным приступом, а двое с подозрительною формою расстройства пищеварения задержаны были в лагерном околотке. Ряды подобных наблюдений побудили в нас решимость доискаться причины заболевания холерою в местных условиях. До окончания расследования, мы предварительно испросили приказание: все войска, следующие в лагерь, не допуская до вступления в оный, задержать временно в местах их последнего ночлега.
Николаев находится в 115 верстах от Одессы — это военный, портовый город, лежит (по Струве) под 46°58′21″ с.ш. и Г39′8″ в.д., — по Пулковскому меридиану, при впадении р. Ингула в Бугский лиман. Он расположен на двух полуостровах, образуемых течением Бугского лимана и реки Ингула, занимая площадь в 10 кв. верст, раскинут на возвышенности в 140 футов над уровнем моря, круто обрывающейся к Ингулу и постепенно ниспадающей к Бугскому лиману. К Ингулу и Бугу ниспадают и лощины, придающие всей местности волнистость. Ингул имеет до 100 сажень ширины, вдоль него идут лучшие городские постройки по направлению к лиману; улицы имеют от 15 до 40 саженей ширины, но почти совсем не замощены; почему в ненастье много грязи; а в ветреное и сухое время много пыли, тяжелой и легко оседающей. Восточная часть города состоит большей частью из камышовых мазанок. Почти каждый дом имеет свой садик и, кроме того, имеется два увеселительных места для гулянья: бульвар над обрывом Ингула и Спасское над Бугским лиманом, вдоль которого, ниже Спасского к югу, на низменном, песчаном пространстве раскинуто более 35 рощ.
Вода в Буге и Ингуле солоновата и для питья негодна. Город имеет более 40 колодцев, глубиною до 10 и более саженей, следовательно, вода в них накопляется из глубоких, подпочвенных слоев, и потому мало зависит от колебания почвенных вод, но только в 6 из них вода хорошая и в изобилии есть и цистерны. Но главным источником водоснабжения служат: родник в Спасском, дающий до 12 тыс. ведер; дворцовый фонтан, менее 2 тыс. ведер в сутки. Но всего этого для города, имеющего более 60 тыс. жителей, было бы недостаточно. Поэтому он пользуется еще отличною водою из Богоявленска за 9 верст от города. Возкою и продажею этой воды занимаются более 200 семейств. Климат в Николаеве жаркий и самый лучший из всех местностей Новороссийского края. Никаких местных болезней не существует; об эпидемиях заразных болезней в нем говорят, как о сказках. Люди доживают тут до глубокой старости и их семейства весьма многочисленны. Кроме песчаной почвы и широкого расположения домов с их садиками и отличной родниковой водой, я полагаю, что здоровости Николаева немало способствует и то обстоятельство, что уровень воды в Ингуле и Буге всегда почти одинаков, как во время таяния снегов и сильных дождей, так и во время сильной жары и засухи.
В описываемое время между жителями города ни одного случая заболевания холерою не было, как равно и ясных указаний на занос холеры в лагерное расположение тоже не представлялось. Хотя нет спора, что войска, вступившие уже в лагерь, прибыли из. мест, в которых холерные случаи между жителями уже бывали, как, например, в Херсоне, Вознесенске и Елизаветграде. Сами условия занятой под лагерь местности до того нехороши, что не дают ни малейшей возможности думать, чтобы она и по минованию холеры могла бы, когда-либо быть приспособлена для выгодного расположения на ней лагерем войск. Представляя обширную и как бы полушаровидную, футов в 70 до 150 и более возвышенность, расположенную в 6 верстах от города и вблизи деревни Водопой, она от последней отделяется глубокою и сухою балкою, опоясывающею большую ее часть полукругом. Вся эта лагерная местность тыльною своею частью заканчивается к реке Ингулу высоким и обрывистым берегом и не имеет никакой растительности; а состоя в верхних слоях из одних кремнистых и кварцевых нагромождений, только местами прикрытых песком и реже глиной, — и представляя своею конфигурациею сегмент большого шара, она сильнее всякой другой местности нагревается солнцем, — и потому пребывание на ней в солнцепек становится невыносимым, что особенно заметно во время учений. Солдаты, из-за того, что местность находилась на обрыве, склоняющемся к реке Ингулу и не очень далеко от реки Буга, не могли пользоваться водою ни из одной из упомянутых рек, как по крутости съездов, так и по негодности самой воды в них, так как она солоновата. Даже купанья, столь необходимые для солдата в жаркое время, тут невозможны, так как вода в Ингуле во время жары с плоского набережья далеко отступает к глубокому руслу, а плоская часть побережья густо зарастает камышом, — гнездилищем комаров, мелкой мошки и подобия москитов. Причем белье и платье раздевшегося, как и его тело, моментально покрываются роем этих насекомых и, прежде чем он дойдет до места соответственной глубины, он уже искусан, а наскоро одевшись, он терпит от укусов оставшихся в белье, тех же насекомых. К тому же вода на обмелевших местах, застоявшаяся и производит на теле купающего сыпь. Всего же важнее то обстоятельство, что войска вынуждены брать воду для питья и пиши из колодцев, когда-то вырытых в описанной выше балке и давно жителями заброшенных по негодности содержащейся в них воды. Осматривая колодцы, числом до 20, я нашел во многих из них срубы погнившими, а некоторые из них, не имеющими вовсе срубов и ни в одном из них не было, сколько-нибудь сносной воды. Во всех она издавала запах водорода, либо аммиака; на вкус представлялась мягкою, как бы мыльною, не освежающею, а напротив вызывающею тошноту. Во всех колодцах, несмотря на большое потребление воды, уровень ее почти всегда остается на высоте краев. В дальних колодцах воды мало, и она всегда имеет особый отвратительный, трупный запах. Обилие воды в ближних колодцах объясняется тем, что дно всей балки не многим выше уровня воды в Ингуле, и что в ветреное время и при приливе с моря, иногда, они покрываются водою из этой реки5).
Кроме того, надо прибавить, что к концу Крымской войны много дружин ополченцев было стянуто к Николаеву, как для защиты города, так впоследствии и для скорейшего их расформирования. Большая часть этих дружин временно занимала описанную лагерную местность, сильно страдая от цинги и тифа. На этой же местности были отобраны места и под кладбище для умерших здесь ополченцев. Этим обстоятельством достаточно объясняется злокачественность воды в колодцах балки.
Конечно, войска могли бы получать хорошую воду из соседних хуторов, но для этого потребовались бы несоразмерные для них перевозочные средства. Завели в лагере, как временные, следующие меры: употребление прокипяченной и охлажденной воды для питья, а также сухарной воды с мятой, выдачу во всякое время дня и ночи кипятку для приготовления солдатами чая и кофе, раздачу хинной водки, а для некоторых, более слабых, выдачу чая и кофе от казны.
На пятый день по приезду я был отозван. Поэтому и отправился с докладом и для получения дальнейших распоряжений, обратно в Одессу, передав свои полномочия дивизионному врачу К-ну.
АРХАНГЕЛЬСКИЙ Григорий Иванович (1837—1899) — один из зачинателей общественной гигиены в России, крупный эпидемиолог и талантливый представитель медицинской журналистики. Окончил Петербургскую медико-хирургическую академию в 1860 г. С первых лет существования журнала «Архив судебной медицины, и общественной гигиены» Архангельский участвовал в нем в качестве сотрудника и редактора приложения «Эпидемиологический листок», затем занял должность редактора журнала. В 1874 г. Архангельский защитил диссертацию о холерных эпидемиях в Европейской России за 1823—1872 гг., не потерявшую научного значения и по сей день. С 1874 г. он выступает как активный деятель здравоохранения Петербурга, в качестве консультанта Городской Думы по врачебным вопросам, а затем совещательного члена думской санитарной комиссии. На протяжении четверти века он являлся организатором борьбы с эпидемиями в Петербурге (холера, тифы, дифтерия), принимал участие в создании городских родильных приютов.
В исследованиях эпидемиологии холеры Архангельский стоял на позициях локалистического учения Петтенкофера. В его рамках, основываясь на собственных наблюдениях, он выдвинул теорию распространения и движения холерных эпидемий (1874, 1882), весьма интересную с точки зрения современного учения о природно-очаговых сапронозах. Работы Архангельского по эпидемиологии холеры незаслуженно забыты.
По возращении моем в Одессу, я в тот же день сделал доклад между 5 и 6 часами пополудни обо всем замеченном и найденном генерал-адъютанту Коцебу, собравшему к 7 часам того же дня совет из наличных в Одессе военачальников. На этом совете, кроме вышеизложенного, я показал число умерших в лагерном сборе, сообщил сведения о 42 холерных, оставленных мною в городском лазарете и о 36 человеках с подозрительными расстройствами пищеварения в самом лагере, испрашивая дальнейших распоряжений к роспуску лагерного сбора. Вследствие такого доклада в 8 часов вечера разосланы были по телеграфу распоряжения, чтобы в первые 24 часа вывести все войска из пределов лагерной местности в недальние окрестности города по разным дорогам и возможно мелкими частями; чтобы в местах первой их остановки задержать войска до высылки для них маршрута по телеграфу. Тоже распоряжение сделано и для войск, остановленных на пути следования прежде: чтобы всех больных холерою, с подозрительными расстройствами пищеварения сдать в городской лазарет и из одержимых неясными формами болезни составить особую слабосильную команду при лазарете под наблюдением врача и особого офицера.
Что же касается до дальнейшей участи описанной лагерной местности, решено было продать ее с тем обязательством, чтобы купивший ее лишен был права когда-либо строить на ней жилые помещения.
Мне остается досказать, что, несмотря на помещение холерного лазарета и слабосильной команды в самом Николаеве ни от войск, выведенных из лагеря, ни от лазарета и слабосильной команды, заражений на жителях Николаева и его окрестностей не обнаружилось. Чтобы окончательно выяснить такую неуязвимость или устойчивость Николаева против холеры, несмотря на повторявшийся занос ее в больших массах лазаретными больными и затем, выведенными из лагерной местности войсками, необходимо подробно разобрать отношения всей этой местности к рекам Бугу с его лиманом и Ингулу.
Река Буг на протяжении Последних 232 верст до впадения в лиман имеет вообще падения 0,167 саженей на версту. Но вследствие неравномерного падения и весьма различной ширины Буга, быстрота течения в нижней его части гораздо слабее, чем в верхней, так что суда не паровые в час делают от 8 до 2 верст. При ветре с моря вода принимает даже обратное течение и, поднимаясь, затопляет низменные плавни, даже у местечка Новая Одесса. Дно Буга сначала песчаное, по мере приближения к Николаеву делается иловатым, а против устья Ингула состоит из чистого ила. Глубина его на этом протяжения бывает от 5 до 35 футов, ширина колеблется между 400 и 600 саженями; но против устья Ингула достигает 1400, а близ Николаева опять уменьшается до 500 саженей. Только ниже города начинается так называемое нижнее течение Буга, который, широко разливаясь, образует Бугский лиман. Поэтому и весенний разлив бывает значителен только в верхнем его течении, а в нижнем его почти незаметно. Равно и на изменение уровня воды в самом нижнем течении мало имеет влияния весеннее таяние снегов, а больше ветры: дуя с севера на юг сгоняют, а дуя с юга на север поднимают воду, Но все таки не более как на один фут против обыкновенного ее уровня. Река Ингул в нижнем своем течении (124 версты) представляет глубину вообще от 8 до 14, при своем устье более 21 фута. Падение его на всем протяжении очень значительно и составляет 0,172 саженей на каждую версту: но в устье ежедневно изменяется: с полуночи до полудня струя идет из реки Ингула, а от полудня до полуночи вода идет обратно из реки Буга. Этим обстоятельством пользуются даже для входа и выхода судов.
Из всего сказанного ясно вытекает, что как в нижнем Буге, так и в устье Ингула не бывает ни значительного, ни продолжительного падения уровня их вод. Потому и в прилегающих к ним местностях ни больших, ни продолжительных колебаний почвенных вод тоже происходить не может, а, следовательно, главного условия для развития заразного зародыша в эпидемию в местности Николаева не существует. Совсем другое можно сказать о лагерной местности, расположенной на несколько верст выше устья Ингула и торчащим над рекою непрерывным и утесистым обрывом. Тут падение уровня реки уже бывает значительно и продолжительно, а понижение почвенной воды в обрывистой ее, береговой местности, состоящей из крупных кварцевых и песчаных наслоений, происходит быстро. Конечно, нельзя сомневаться и в том, что при таких данных, в первом месте хорошее водоснабжение, а в последнем недостаток в сносной воде тоже играют первенствующую роль.
Так как Одесса с Константинопольской холеры сделалась очагом хронического ее развития, и несмотря на это не переставали свирепствовать летом дифтерит и скарлатина, то в 1871 г. я отослал свое семейство на летний сезон за 560 верст, в торговое местечко, имевшее свой сахарный завод, — Калигорку (Киевская губерния, Звенигородский уезд), в которой и в предыдущее лето холеры не было. Мой родственник Ц.Ц. был там постоянным врачом и жил в полуверсте от местечка на хуторке, находившемся за небольшою речкой, местами пересыхавшею каждое лето, но в особенности высохшей в засуху 1871 г. Одновременно с этим обнаружилась холера в местечке после продолжительно свирепствовавших между жителями поносов. И в самую эпидемию холерные приступы большею частью обнаруживались там после 4–6-дневных, легких поносов, особенно между еврейским населением, осаждавшим в то время квартиру доктора беспрерывно. Понятно, что при этом неизбежно многие больные, дожидаясь прихода доктора, посещали ретирадник, выстроенный для прислуги, шагах в 60 от жилого дома, возле скотного двора. Ретирадник этот заднею частью своею выходил на фруктовый сад, отделяясь от него забором. В саду же вблизи ретирадника и ниже его был мелкий колодец, служивший для поливки, а под дождевою трубой сарая стоял большой чан для дождевой воды, которая в нем зачастую припахивала. Чтобы выяснить дело, необходимо сказать, что сад составлял бы исключительное место для детских игр, если бы на соседнем, скотном дворе не содержался забавный, старый козел, с которым вечно играл и возился мой старший 6-летний сын, пребывая при этом подолгу на площадке, находившейся между ретирадником и чаном с загнившею водою. Так как постоянная возня мальчика с козлом особенно пугала его бабушку, то последняя часто сопровождала и оставалась вместе с мальчиком на площадке, то отклоняя его от возни с козлом, — то опять любуясь его ловкостью, — как вдруг бабушка после не многократных и безболезненных послаблений низом, ослабела и получила непродолжительные корчи в икрах. На другой день она чувствовала некоторую слабость, но считала себя оправившеюся, как вдруг теми же припадками захворал ее внучек, — с тою разницею, что после двух-трех испражнений и кратковременных корчей, мальчик погрузился в спячку. Получив телеграмму о таком безнадежном положении его, я на другой день по железной дороге прибыл из Одессы в Калигорку, и застал сына в той же глубокой спячке, с синими губами и с самым легким свинцовым оттенком на всем охладевшем и несколько влажном теле. Более заметна температура была на одном, сильно запавшем животе, не издававшем ни малейшего тимпанического звука. В щели полузакрытых век виднелись белки вверх завороченных глаз. Дыхание было еле заметно, пульс малый до неуловимости, в стороне сердца трудно уловимое дыхание. В комнате я еще застал острый запах горчицы, оставшийся от усердного употребления раздражающих втираний. Так как в Одессе я видел уже много хороших исходов от употребления боткинскими последователями соляно-кислого хинина в холеротифе, то при объявленной врачами безнадежности положения, я и решил все лечение ограничить этим средством и еще парным молоком в качестве питательного. В течение четырех суток, днем и ночью, каждые полчаса и через час быстро проводилась чайная ложечка раствора по пальцу, проведенному за корень языка и придавливавшему надгортаннике, а затем после кратковременного отдыха давалась ложка парного молока, которое расходовалось чаще лекарства. В этот период времени израсходовано было более 50 гран хинина и не менее 3-х кварт парного молока. Утром на пятые сутки такого лечения и на восьмые от начала болезни стало более заметным правильное, хотя редкое дыхание. Пульс стал осязательным, хотя очень мягким, длинным и редким, до 40 ударов в минуту; стали заметны признаки возвращения сознания и рефлекторные движения в лице при укусах мух, и в течение нескольких часов проявлялись слабые усилия к рвоте, с которою, наконец, при поднятии больного, вышел непрерывный, вершка в три длиною, плотный цилиндр, толщиною в мизинец, творога, смешанного с эпителием и сгустившеюся слизью желудка. После этого в течение часа рвотою были выброшены еще восемь подобных сгустков, покороче первого. С тех пор началось медленное выздоровление; на четвертой только неделе от начала болезни, от употребления раздражающего втирания, кожица на всем теле слущилась большими пластами, и по выздоровлении, — как последствие осталось ослабленное движение левой нижней конечности, деятельность которой восстановилась только с наступлением периода возмужания.
На шестой день после бабушки, а на пятый после ее внучка захворал тою же формою холеротифа и кучер, учивший мальчика возиться с козлом и потому остававшийся дольше его на площадке у того же ретирадника. При содействии горчичников и соляно-кислого хинина, и кучер на восьмой день от начала болезни выписался здоровым из местной больницы. Но, придя домой, на ночь наелся печеного картофеля, до которого был большой охотник, — и в ту же ночь от рецидива холеры умер.
Взвесив все обстоятельства, сопровождавшие три последних случая заболевания холерою, нельзя не сомневаться в том, что ретирадник, посещаемый больными с легкими поносами, играет в них роль главной причины. Но для окончательного выяснения этого факта и чтобы не дать никому возможности впасть в противоречие с рассказанным мною выше фактом о безвредном влиянии ретирадника на дальнейшее распространение холеры в Казанском холерном и прочих отделениях госпиталя, я должен пояснить, что ретирадник в Казани представлял обширное глухое место, в котором до появления холеры, от скопления громадных в нем каловых масс и мочи развилось до нельзя гниение с мириадами свойственных гнилостному процессу бактерий, которые своим преобладающим влиянием прекращали развитие, уничтожали самое существование холерных бацилл, попадавших в эту загнившуюся среду с испражнениями от холерных больных; тогда как в жиденьком, деревенском ретираднике, сколоченном из досок над уровнем земли и с двух боковых сторон не имеющем стен, и потому открытом для доступа воздуха и животных, условия представлялись совсем другого рода. Начиная с того, что на всем хуторе никогда не проживало более четырех человек прислуги, большую часть дня проводившей далеко вне дома и только к ночи собиравшейся на хутор; надо сказать и то, что по обычаям деревенских жителей редко кто отправляется в ретирадник для малой нужды, а только для большой, причем, конечно, в ретираднике образуется преимущественно накопление одних каловых плотных масс с сравнительно весьма малым количеством мочи, которая при летней жаре легко впитывается в почву, либо высыхает, а потому весьма мало способствует разжижению, а вместе и загниванию каловых масс. Последние же, пока они сохраняют свою свежесть, плотность, составляют искомое лакомство для свиней, которые, имеют с двух сторон доступ в ретирадник, с жадностью пожирают плотные каловые массы, часто без остатка.
Таким образом, этот деревенский на куриных ножках и без боковых стен ретирадник далеко не представлял такого гниющего очага, как ретирадники в госпиталях и вообще в городах, и потому не мог ни уничтожать, ни прекращать дальнейшего развития холерных бацилл в попадающих в него холерных испражнениях от больных посетителей. Поэтому при частом его посещении больными с холерными поносами, оставляемые ими жидкие массы более и более накопляясь и не успевая высыхать, продолжали подвергаться дальнейшему специфическому брожению, т.е., размножению в них холерных бацилл. Ими легко заражались все приходившие в прикосновение как с загрязненными предметами ретирадника, так и с водою колодца, бывшего ниже и вблизи его, и водой, которая служила для поливки растений.
Когда в заседаниях нашего общества возбуждался вопрос о том, поражаются ли домашние животные и в особенности домашняя птица холерою во время холерных эпидемий, то один из его членов, полковник Тавашерна сообщил, что у него передохло 11 штук гусей от поноса в Казани вслед затем, когда он сам и много жильцов в доме, в котором он тогда жил, перенесли холеру. Не выходя из роли очевидца, я могу для выяснения этого вопроса рассказать только одно наблюдение. В 1847 г., проходя двором в одну из людских за Булаком, в которых я пользовал много холерных, я наткнулся на следующую сцену: громадный петух, уставившись над выброшенным на сметник горчичником, бил сильно по нему клювом и радостным кудахтаньем сзывал к нему своих кур, которые, скоро сбежавшись, горячо оспаривали между собою находку, каждая порознь носясь по двору с захваченным ею горчичником, пока от нее не отнимала другая счастливица. На другой день я узнал от хозяина, помещика Р., что холера показалась у него на курах, из которых шесть штук уже околели, но петух остался в живых. Я ему посоветовал горчичники и тряпки, пропитанные разными острыми наружными лекарствами не выбрасывать на сметник, а закапывать в землю, — и мор на курах прекратился.
В деревнях еще чаще, чем в городах сметник составляет общее место, куда выбрасывается все ненужное. Домашняя же птица не так разборчива, как дикая, и охотно пожирает все, что заделано в тесто или потеряло первоначальную остроту и похоже на пишу; оттого сметники часто причиняют мор среди домашней птицы.
КОММЕНТАРИИ
1) Коховская составляющая в описании Генрици эпидемии холеры.
3) Сложная хинная настойка готовилась следующим образом: брали крупно истолченные королевскую или бурую хинные корки по 1,5 драхмы, траву горечавки и очищенную померанцевую корку по 1/2 драхмы и настаивали 5 дней в 1 унции воды, затем добавляли 2,5 драхмы воды корицы и процеживали. Прием: от 15 до 60 капель.
4) Современному читателю приведенный анализ причин возникновения эпидемии холеры, может показаться архаичным. Однако у Генрици есть одно несомненное достоинство — он делал выводы из тех наблюдений, которые имел. Например, пункты 2 и 9 (локалистические) противоречат пунктам 1 и 10 (контагионистическим), что говорит о сложности самого феномена «холера». Генрици мог бы ограничиться какой-то одной парой и дать простой ответ, т.е., «сконструировать эпидемию».
В качестве примера такого упрощенного толкования эпидемиологии холеры исключительно с контагионистических позиций, рассмотрим результаты анализа ее вспышки в одном из дальних уголков нашей страны (по публикации 2000 г., библиографические данные специально не привожу).
После возникновения отдельных случаев холеры в крае в конце июля месяца авторы обследовали туристов, прибывших из КНР и находившихся с 25 июля по 8 августа в городах Харбин и Далян. Из фекалий двоих из них выделили нетоксигенные холерные вибрионы Эль Тор. Заметим, случаи холеры в крае начались, когда будущие вибриононосители загорали на пляже в городе Далян на берегу Желтого моря. То, что холера в Китае тогда была, нет сомнений, но Китай большой, была ли она в тех городах, которые посетили будущие ее «разносчики»? Не уехали ли они на чужбину уже носителями? Ответа на эти вопросы в работе нет, и неудивительно, контагионисты еще с ХIХ столетия «воюют по глобусу», размашисто рисуя стрелки направлений «переноса холеры» с континента на континент. К счастью, никто из челноков-носителей вибриона не заболел, но их и тех лиц, которых посчитали контактными, все же полечили норфлоксацином, трижды проверили на носительство и отпустили на все четыре стороны, а «холерный очаг» решили считать ликвидированным. Спустя 13 дней (23 августа) в поселке, расположенном в 3 км от ликвидированного «очага», на фоне подъема сезонной заболеваемости острыми кишечными инфекциями (что-то напоминает из Генрици, неправда ли?) вдруг появилась холера. Вспышка продолжалась 20 дней! Заболело 11 человек, и 11 местных жителей оказались вибриононосителями. Большую часть как тех, так и других составляли бомжи, безработные, пенсионеры и лица, злоупотреблявшие алкоголем. Никто из них за пределы своего поселка никуда не выезжал, с вибриононосителями, приехавшими из Китая, никаких контактов они не имели. Тогда эпидемиологи стали проверять систему водоснабжения и канализации, разумеется, нашли нарушения. «Всплыли» аварийные сбросы хозяйственно-бытовых вод военного городка (где, кстати, не было выявлено ни одного случая холеры) через канализационно-насосную станцию непосредственно в реку X. Далее исследователям повезло, они нашли токсигенные вибрионы в иловых отложениях, в кишечнике горбуши, поверхностных слоях воды в месте сброса сточных вод, в 400 и 600 м ниже (а выше?) по течению реки X. (горбуша, видимо, там жила на постоянной основе). С вибрионом им «повезло» даже вдвойне, так как из Китая шоп-туристы привезли нетоксигенные штаммы, а местные оказались токсигенными. Дальше сложностей у исследователей в истолковании собранных фактов уже не возникло, хотя концы с концами не вязались и звенья эпидемических цепочек не соединялись. Население поселка получало воду не из реки X., а из артезианской скважины. Несколько заболевших холерой человек пили воду из ручья, который впадал в реку X., другие из колодца и колонки. В ручье и колодце нашли холерные вибрионы, в пробах воды из артезианской скважины и колонки — нет, т.е. из скважины попасть в коллектор поселка, а затем в реку X. нетоксигенному вибриону из Китая было бы трудно, если не предположить наличие скрытых вибриононосителей (у Петтенкофера тоже был фактор Y). Но, посчитав, что река X. впадает в ручей, авторы сделали вывод, что холеру в край занесли авиационным транспортом шоп-туристы, прибывшие уже после начала холерных вспышек, и совсем в другой населенный пункт (на глобусе это совсем рядом). Далее, не колеблясь, они предложили впредь всех прибывающих в Россию больных холерой (?) выявлять прямо на границе с помощью полимеразной цепной реакции. Наверное, нет ничего проще, чем эпидемиология холеры!
5) Здесь Генрици, путем медико-географического анализа, упорно пытается понять причины появления так называемых «холерных местностей».